Ave Caesar! (Дело о римской монете) - Страница 47

– Боевые кольца? Я думал, это все выдумки, легенды.

Липкин, казалось, не расслышал замечания Лучко.

– Такие кольца до сих пор весьма широко применяются хевсурами в поединках между мужчинами.

– А могло, по-вашему, хевсурское кольцо оставить подобный след на коже? – спросил Лучко, тыча пальцем в фото-снимки.

– Сомневаюсь. Судя по размерам отпечатка, это маловероятно.

– А кастет?

– Что касается кастетов, то их я тоже и золотил, и даже отливал из чистого золота. Еще и бриллиантами украшал. Представьте, сам кастет в четырнадцать каратов, а это граммов четыреста, да еще брюлики. Красота! Разумеется, такие игрушки заказывали не для того, чтобы грохнуть какого-то лоха в подворотне, а в качестве сувенирного именного оружия или, как сейчас принято говорить, корпоративного вип-подарка ворам в законе. Но ничего похожего на ваш снимок я не видел.

– Жаль, конечно, но, может, вы нам все же что-нибудь посоветуете? – попросил Глеб.

Липкин снова взял небольшую паузу, дабы посмаковать сладкий дым кубинского отечества.

– Такой след совсем не обязательно мог остаться именно от кастета или иного предмета, специально предназначенного для драки.

– Это как же? – спросил капитан.

– Есть у меня один клиент. Был криминальным авторитетом, нынче известный предприниматель, депутат и все такое. Мужик весьма вспыльчивый и задиристый. А габаритов, кстати, некрупных. Короче, есть у него любимые часы марки Rolex. Чтобы вы знали, стоят они столько же, сколько престижная иномарка вроде «мерседеса». И что любопытно: примерно раз в полгода клиент присылает ко мне водителя с этими часами, чтобы я отполировал и починил корпус или даже заменил стекло. Я сначала недоумевал, ведь Rolex – надежная марка, и сносить такие часы за полгода – задача непростая. А потом мне рассказали, что этот забияка во время драки расстегивает застежку, сбрасывает браслет с запястья на кулак и бьет как кастетом. Смекаете?

– Что именно? – переспросил Лучко.

– А то, что, возможно, вы ищете совсем не то и совсем не там.

Покончив с сигарой, Липкин подал домработнице сигнал к десерту. Сладкое тоже оказалось выше всех похвал.

В машине на обратном пути в Москву Стольцев, поглаживая себя по растянувшемуся животу, рассудил, что визит к Липкину в целом нельзя назвать непродуктивным. Одна только великолепная утка и хрустящие корзиночки с франжипаном уже стоили того, чтобы сюда приехать. Лучко, которого от приятной тяжести в желудке стало клонить в сон, охотно разделил это мнение. Он с блаженным видом прикрыл глаза и тут же задремал.

Прислушайся капитан к последним словам Липкина, ход расследования мог бы сложиться по-иному.

18. Еще одно тело

Судмедэксперт Владислав Семенович Семенов сидел в своей крохотной каморке и составлял очередной акт о вскрытии. Самой большой его мечтой было обзавестись секретарем, чтобы наконец выбраться из этого бездонного болота постоянной писанины. Было время, когда молодой, перспективный хирург Владислав Семенов, в ту пору работавший в Боткинской, мечтал о большем. Ему прочили блестящую карьеру, и он бы наверняка оправдал ожидания, если бы не тяга к спиртному. Собственно, рассказом о хирурге, любящем заложить за воротник, у нас никого не удивишь, но одно дело закладывать после дежурства и совсем другое – нализаться еще до начала. Выпив свои сто пятьдесят граммов, Семенов потерял пациента на операционном столе. Неизвестно, что стало причиной врачебной ошибки – усталость, алкоголь или несчастное стечение обстоятельств, – но, как бы там ни было, родственники умершего настояли на самых жестких мерах в отношении хирурга, оперировавшего в состоянии опьянения.

С тех пор Семенов протрезвел полностью и окончательно. И поскольку врачебной практики его навсегда лишили, он переквалифицировался в судебно-медицинского эксперта. Отныне смерть стала частью его повседневной жизни. И если раньше, будучи хирургом, Семенов порой видел себя этаким Хароном, подвозящим пациента то к одному, то к другому берегу Леты, то теперь, работая в морге, он ощущал себя почти что Аидом – повелителем подземного царства мертвых. Как известно, хотя Аид и не разрешал никому покидать свои владения, нашлись те, кто смог его обмануть, ускользнув из замогильных чертогов. Видимо, под впечатлением от этой мифологии, Семеныч панически боялся по ошибке приступить к вскрытию еще живого человека. Поэтому перед началом процедуры он на всякий случай трижды (!) глубоко вводил в мягкие ткани умершего тупую иглу устрашающих размеров.

Со временем ставший чрезвычайно набожным, Семеныч на дух не переносил кощунства и святотатства по отношению к мертвым. Для охраны их покоя он даже завел довольно брехливую дворнягу по прозвищу Сися. Свою кличку она получила из-за необычайно крупных сосцов, торчащих в разные стороны. В отличие от Цербера, которому полагалось никого не выпускать, Сисе ставилась строго противоположная задача, за выполнение которой ее ожидало заслуженное лакомство. Впрочем, собачонка оказалась довольно беззлобной и, к неудовольствию Семеныча, слегка потявкав, легко давалась чужакам в руки, услужливо переворачиваясь на спину и позволяя не только чесать пузо, но и бесцеремонно трепать себя за уши, за что завсегдатаи морга ласково звали Сисю «гладильной» собакой и «трогательной» сучкой, поскольку ее можно было без опаски гладить и трогать где угодно.

Надо сказать, Семеныч очень не любил, когда его называли «министром внутренних дел» или «доктором Мертваго», считая это оскорблением усопших. Несмотря на почти двадцать пять лет, проведенных в морге, Семенов по старой привычке считал пациентами всех тех, чьи тела ему приходилось вскрывать. Он уже заканчивал свой отчет, когда в соседнюю комнату с грохотом вкатили очередную тележку.